| Galinka | Дата: Понедельник, 16.07.2012, 12:38 | Сообщение # 1 |
 Ранг:
Группа:
Модераторы
Сообщений: 65
Награды: 1
Статус: Отсутствует
| На рассвете каждого дня трибуны собирались в палатке консула. Затем они передавали полученные от него приказы ожидавшим у палатки центурионам и декурионам. Те же, в свою очередь, доносили приказ до солдат.
Консул, подобно греческим полководцам, каждое утро приносил жертву, а сопровождавший войско авгур толковал знамения. Когда было окончательно решено дать сражение, у палатки консула помещали привязанный к копью пурпурный плащ — свидетельство того, что битва неминуема. Получив приказ, легионы строились внутри укрепления, перед лагерем, и покидали его через преторские ворота. Союзники собирались перед двумя боковыми сторонами вала, напротив своих палаток, и выходили через главные ворота на каждой из сторон. Благодаря этому они, выйдя, сразу занимали свои позиции справа и слева от легиона. Конница покидала лагерь через декуманские ворота и затем продвигалась на свое место на правом и на левом крыле.
Конница римлян становилась на правом фланге, а конница союзников — на левом. Если консулы объединяли свои армии, все легионы, должно быть, размещались в центре, так как основной римской тактикой было нанесение мощного удара в центре. Судя по тому, как действовали римляне против Ганнибала и его обходных маневров, специально созданных им для борьбы с легионами, можно сделать вывод, что римские полководцы другой тактики не признавали, по крайней мере, до того времени. От нее не отказались даже после Ганнибала, поскольку она не требовала от полководца никаких тактических способностей. Римские армии выигрывали сражения благодаря тому, что легионер был лучшим солдатом.
При построении боевым порядком гастаты образовывали первую линию, принципы — вторую, а триарии — третью. Как и в легионе IV в., описанном Ливием, между манипулами оставлялись пропуски для перестроений шириной в один манипул. Между турмами конницы также были промежутки, необходимые для перестроения и маневра.
Эти промежутки между манипулами больше всего затрудняют понимание такого построения. Действительно ли гастаты и принципы сражались, имея разрывы в строю, как считал, быть может, ошибочно, Полибий? Или же они смыкали свои ряды, как описанные Ливием триарии? Некоторые комментаторы предполагают, что солдаты в каждом манипуле «продвигались» вперед, дабы заполнить промежутки. С этим совершенно невозможно согласиться. Во-первых, существовала общая тенденция смыкаться, заваливаясь на правую сторону, потому что каждый стремился прикрыться и щитом своего соседа (центурионов набирали из людей, способных противостоять этому). Во-вторых, солдатам пришлось бы отходить от противника для того, чтобы «оттянуться» обратно при смене линий. В поисках ответа на вопрос нам следует вернуться к тому методу, которым пользуется Полибий для описания действий римлян. Дело в том, что Полибий с большой тщательностью описывает все случаи, когда римляне применяли что-нибудь совершенно чуждое грекам, например, их пехотные щиты, их лагеря и абордажные мостики на кораблях. Но он практически не затрагивает в своем описании то, что римляне позаимствовали у греков — например, снаряжение конницы. Возможно, что объяснение следует искать в греческой системе. Греки заполнили бы пропуск путем простого выдвижения вперед задней половины боевой единицы.
Каждый манипул состоял из двух центурий. Полибий пишет, что старший центурион стоял справа. Однако из других источников нам известно, что центурионов именовали передний (prior) и задний (posterior), а не правый и левый, как войска союзников, размещавшиеся на противоположных флангах. Проблема легко решается, если представить, что центурии становились одна за другой. Как только сражение начиналось, задняя центурия подтягивалась на свободное место и заполняла строй. В битве при Каннах, говорит Полибий, глубина манипулов во много раз превышала их ширину. Такое описание было бы невозможным, если бы центурии стояли бок о бок, но оно вполне логично, если они размещались одна за другой — передняя и задняя.
Манипулы в бою
Покинув лагерь, легион строился в три непрерывные линии, где центурии становились бок о бок. Перед битвой консул обращался к своим воинам. Он напоминал им, что они сражаются за свои дома, и вспоминал прошлые победы. Обычно он умалял врагов, указывая, что поражение их — в руках римлян. По сигналу задние центурии поворачивались кругом и вставали позади своих передних центурий, открывая пропуски в боевом порядке. Когда подавался сигнал к началу сражения, велиты покидали свои манипулы, проходили через эти промежутки и бежали вперед, осыпая наступающего противника дротиками. Целью застрельщиков было нарушить вражеский строй в преддверии наступления тяжелой пехоты. Полибий описывает этот маневр в рассказе о битве при Теламоне. Если легковооруженных солдат на передней линии имели обе стороны, такая тактика оказывалась нейтрализованной, а битва начиналась с мелких стычек. Когда противник оказывался в зоне действия тяжелой пехоты, трубы подавали сигнал к отступлению, и велиты отступали через те же пропуски в строю. Затем они ставились позади триариев или отправлялись на фланги, к коннице. Там они обычно размещались в промежутках между турмами.
Задние центурии гастатов продвигались теперь вперед, чтобы закрыть промежутки, и начинали стучать своими пилумами о щиты, будто им не терпелось схватиться с врагом. Звучали трубы, гастаты издавали боевой клич и под одобряющие крики остальной армии бросали вначале легкий, а затем более тяжелый пилум. В момент замешательства врага, который следовал за этим градом метательных копий, гастаты вынимали мечи и кидались на противника. Они старались сшибить его с ног ударом щита, на который бросали весь вес своего тела. Затем они опирали щит о землю, по-прежнему прислонившись к нему левым плечом, и сражались с противником из-за щита.
Иногда для того, чтобы сломить строй противника, хватало одного наступления гастатов. Если оно оказывалось безуспешным, трубы давали сигнал к отступлению сразу после того, как утихал первый пыл. Задние центурии отходили от врага и продолжали отступать, покуда не равнялись с замыкающими передней центурии; затем они поворачивались направо, обратив щиты к противнику, и шли на свое место позади передней центурии. После чего вся линия отступала, проходя через промежутки в строе принципов. Последние, лучшие воины в армии смыкали теперь свои ряды и по сигналу трубы начинали наступление. Обычно этого хватало для того, чтобы расстроить ряды противника и обратить его в бегство. Преследовать отступающего противника отправлялась конница и велиты.
Если, однако, принципы терпели поражение и битва казалась проигранной, гастаты нарушали строй, отступая в промежутки в строе триариев, а затем вновь восстанавливали свои ряды. Теперь сигнал к отступлению подавался принципам, и им нужно было вновь открыть промежутки строя. Потом они отступали мимо триариев, которые могли продвинуться вперед для облегчения отступления. Зайдя за триариев, принципы становились в промежутки между манипулами гастатов. Задние центурии триариев двигались к передним, смыкая ряды, и вся армия имела возможность организованно отступить под прикрытием их копий.
Если какой-нибудь из манипулов оказывался рассеянным во время сражения, солдаты имели возможность вновь построиться у своих штандартов, как произошло это в битве при Герунии в 217 г. до н.э.
Остается открытым вопрос о глубине манипула. При 60 тяжелых пехотинцах на центурию может быть лишь три разумных способа построения — по 3, по 6 или по 12 человек в глубину. Каждый из них формируется удваиванием предыдущего. Стандартный порядок следования на марше — по шесть человек в ряд — подтверждает, что основным был строй в шесть на десять воинов. Если счесть стандартным построение в шесть человек в глубину и десять в ширину, а затем прибавить к ним 20 приписанных к манипулу велитов, мы получим старый добрый строй в восемь человек в ряд. Он был стандартной мелкой единицей римской армии и назывался контуберний (contubernium), или жилая палатка. Вероятно, что те, кто стоял в одном ряду, жили в одной палатке для того, чтобы поддерживать отношения товарищества; современные учебники военного дела называют это «динамикой малых групп». У каждого есть свое место в шеренге и в ряду точно так же, как есть место в лагере. Онасандр подтверждает это, когда говорит о том, как приятно смотреть, как солдаты подбегают и занимают свое место в строю. Поскольку писал он это в I в. н.э., вряд ли это описание какой-нибудь еще армии, кроме римской. Тот солдат, который занимал почетное место в передней шеренге, был, возможно, и старшим по палатке.
Когда количество людей в легионе возрастало до пяти тысяч, добавочных солдат могли ставить для увеличения глубины строя гастатов и принципов с шести до восьми человек. В трех случаях, когда, как нам известно, легион состоял из пяти тысяч воинов — при Теламоне, при Каннах и при Пидне, — это было связано с тем, что легионам приходилось противостоять особенно жестокому натиску или требовалось прорваться, используя простой перевес в численности.
Манипул мог стоять открытым строем, когда на каждого легионера приходилось по 6 футов, или сомкнутым — по 3 фута. Способ перестроения из открытого строя в сомкнутый был, возможно, таким же, как у греков — вторая половина каждого ряда вставала в пространство между рядами. Из сравнения, которое делает Полибий между фалангой и легионом, следует, что римляне обычно сражались открытым строем, шесть футов места на каждого, поскольку он пишет, что на каждого римлянина приходилось по десять копий. Из этого следует, что сомкнутый римский строй был их аналогом тесного щитового строя македонцев, где на каждого гоплита приходилось по полтора фута. Хотя относительно шести футов Полибий скорее всего прав, римляне должны были становиться тесным строем при необходимости мощного прорыва, как, например, при Требии и при Каннах. Тогда они могли в полной мере воспользоваться преимуществами своей общей массы.
Следует сказать несколько слов о метании пилума. Предположение, что легионер втыкал тяжелый пилум в землю, покуда метал более легкий, а затем бежал обратно, чтобы забрать его, звучит слишком дико и обсуждения не заслуживает. Быть может, он нес тяжелый пилум с внутренней стороны щита, зацепив его широкой частью там, где металл соединяется с деревом, за верхнюю кромку. В таком случае древко пилума можно было бы держать прижатым к щиту при помощи большого пальца левой руки. Я пробовал этот способ — широкая часть пилума словно нарочно создана для такой транспортировки, — но следует признать, что удерживать древко большим пальцем было очень сложно. Быть может, на пилуме был ремешок или переносной ремень щита оборачивали вокруг него и крепили к рукояти.
Длинное тонкое железное острие пилума сгибалось от удара, и его нельзя было метнуть обратно. Если дротик проходил мимо цели и застревал в щите, зазубренное острие не давало его выдернуть, что чрезвычайно затрудняло пользование щитом.
|
| |
| |
